Доклад на указанную тему сделает Светлана Александровна Коначёва (её профиль в РГГУ).
Время: 18.30 13 мая с.г.
Место: ауд. 8 философского факультета СПбГУ.
Вот запись доклада и обсуждения.
Тезисы
В хайдеггеровской интерпретации вопроса о Боге присутствует определенная амбивалентность. Начиная с 1920-х годов Хайдеггер постулирует четкие различия между философией и теологией как условие возможности обеих наук, и даже утверждает необходимость методического а-теизма философии. При этом собственный философский проект Хайдеггера вырастает из феноменологического исследования религиозного опыта раннего христианства; темы священного и божественного остаются глубинной интенцией всего его философствования. Не случайно поздний Хайдеггер, вспоминая о богословских началах своего философского пути, подчеркивает: «Исходное же всегда остается будущим»[Heidegger M. Aus einem Gespräch von der Sprache // Heidegger M. Unterwegs zur Sprache. Gesamtausgabe. Bd. 12. Frankfurt a. M., 1995. S. 91.].
Подобная амбивалентность особенно ярко проявляется в ранних работах. Первый «поворот» в хайдеггеровской философии происходит, когда молодой Хайдеггер переходит от теологически ориентированной мысли, для которой характерна гармонизация отношений философии и теологии, к философскому анализу фактичного жизненного опыта. После разрыва с католической философией вопрос о бытии больше не рассматривается им из неосхоластической перспективы, полагающей фундированность всего сущего в Боге. Тем не менее, основные характеристики фактичного жизненного опыта рассматриваются в рамках философии религии, темпоральность фактичной жизни выявляется при анализе посланий апостола Павла. Раннехристианское понимание вот-бытия становится для Хайдеггера контрпарадигмой античному сведению смысла бытия к присутствию. Он ищет новый подлинный путь философствования, а не новую веру, которая была бы верой без философии. Метафизическая парадигма рассматривается Хайдеггером как противоположность пониманию фактичности. Но это противоречие двух философских подходов, а не противопоставление веры и философии.
В период разработки фундаментальной онтологии Хайдеггер акцентирует внимание на принципиальном различии философии и теологии. Экзистенциальная аналитика осмысляется как а-теистическая философия, или, по крайней мере, философия без априорного понятия Бога. Философия как экзистенциальная аналитика Dasein, которое является особым, выделенным сущим и определяется в своем отношении к бытию, задает вопрос о смысле бытия и тем самым служит основой всякой позитивной науки. Понятие науки, разработанное в «Бытии и времени», предполагает сущностное различие между наукой о бытии и науками о сущем. Тем самым исключается возможность конкуренции философии и конкретных наук на одном онтологическом уровне. Но исключенная на онтологическом уровне проблема конкуренции вновь обнаруживается на уровне онтически-экзистентном, где довольно сложно совместить бытийную возможность веры с вопросами мышления. Подобные сложности требуют продумать онтическую укорененность онтологических вопросов. Понятие фундаментальной онтологии имплицитно предполагает ее конститутивное значение для всех конкретных наук. Концепция фундаментальной онтологии включает в себя продумывание «деструкции истории онтологии». Эта деструкция, призванная разрушить традиционное объединение философии и теологии, указывает, однако, на особое место теологии, ставит под вопрос ее включение в ряд других конкретных наук, фундированных фундаментальной онтологией. Сходным образом обстоит дело с провозглашенным а-теизмом Dasein-анализа. Он не знает никаких религиозных априори, в которых тем не менее нуждается для того, чтобы без всяких модификаций непосредственно осуществлять обоснование теологии. Рассмотрение указанных сложностей позволяет сделать вывод о специфической региональности теологии: тематизируемый ею регион сущего есть определенный набросок целого. Теологические понятия определяются как «последние понятия», что придает им сходство с фундаментальной онтологией. Обоснование возможности теологии в Dasein-анализе оказывается проблематичным, поскольку ей предпослано изначальное отношение человека и Бога. Поскольку возможность или действительность подобного отношения по определению не принадлежит к предметам экзистенциальной аналитики, невозможно вывести из бытийного понимания вот-бытия возможность или невозможность теологии.
В докладе «Феноменология и теология» сущностное напряжение в описании отношения двух наук становится еще более отчетливым. Хайдеггер характеризует теологию как позитивную науку, полностью отличную от философии и нуждающуюся в ней только в том, что касается научности. При этом в качестве наличного сущего, тематизируемого теологией, он полагает христианскую веру, выступая тем самым скорее как теолог, настаивающий на том, что вера понимается только верой. Специфическая историчность теологии христианской веры, определяющая теологию как науку о вере, выводит ее из ряда других онтических наук и модифицирует ее отношения с философией. Все другие науки, включая философию, не могут претендовать на рациональное обоснование теологии, поскольку не достигают ее наличного сущего – веры. В хайдеггеровском определении специфической позитивности теологии, обусловленной ее связью с событием Откровения, акцентируется внимание на том факте, что в религиозном опыте мы имеем дело с последними вещами, изначальной данностью, не сводимой к другим регионам сущего. Тем самым мысль Хайдеггера колеблется между экзитенциально-онтологическим различением философии и теологии, и их экзистентно-онтической пограничностью. Общность между фундаментальной онтологией и теологией заключается в том, что в обеих речь идет о последнем и безусловном. Философия в этом контексте служит онтологическим коррективом теологических понятий. Только такое взаимоотношение двух наук признается подлинным, без какого бы то ни было заимствования понятий, категорий, использования метода (Хайдеггер отмечал, что словосочетание «католическая феноменология» столь же смешно и нелепо, как, скажем, «протестантская математика»). Он призывает теологов говорить на своем языке, адекватном вере как особому способу существования вот-бытия.
После «поворота» методический а-теизм философии находит свое выражение в деструкции метафизики. Хайдеггер критикует сложившееся отождествление теологической и философской истин, которое ведет к онто-теологии, метафизическому забвению бытия, осмыслению сущего не в свете бытия, а через высшее сущее. Рассматривая ницшевское противостояние христианству как вульгаризированному «платонизму для народа», он вслед за Ницше отвергает метафизическое представление о Боге как высшей идее, Творце ценностного порядка. Смерть такого Бога не приводит к обезбожению. Согласно Хайдеггеру, необходимо мыслить эту смерть во всем ее ужасе и окончательности, ибо только таким путем, «из глубины», можно ожидать прибытия грядущего Бога, который «только один может нас спасти».
Однако тема священного и божественного в мышлении позднего Хайдеггера становится действительно одной из определяющих, что дало основание некоторым исследователям рассматривать послевоенные работы как вариант поэтической теологии. Переход к бытийно-историческому мышлению означает попытку вернуть мысль к озабоченности бытием, в свете которого Бог только и может явиться. Хайдеггеровская интерпретация поэзии как топологии бытия становится феноменологическим описанием опыта священного как измерения явленности божественного. В поэзии Гельдерлина Хайдеггер обнаруживает воспоминание о «божественном Боге» и священном, которое подготавливает приход неведомого Бога. Хайдеггер истолковывает священное как измерение для божественности и божественного. Измерение означает здесь задающий меру круг, предоставляющую открытость. Будучи подобным измерением, священное дает меру божественности, сохраняет место для богов и жилище для Бога. При этом само священное приходит из другого измерения – из бытия и его скрывающей несокрытости. Священное понимается как сокрытие и раскрытие. Тем самым, для позднего Хайдеггера вопрос о Боге может продумываться только из сути бытия. Осмысляется божественность Бога, способ которым Он может быть как Бог. Понимая истину как свершение сокрытия и раскрытия, Хайдеггер определяет бытие как присутствие, бытие при-сутствует. Оно при-сутствует как присутствующее и в присутствующем. Если Бог, по Хайдеггеру, не бытие, а сущее, приход Бога и Его отсутствие осмысляются из скрывающее-раскрывающего при- и отсутствия бытия. Хайдеггер не отвечает непосредственно на вопрос: Кто или что есть Бог? Он стремится сначала определить само это «есть», продумывает его из бытия, четверицы, события-присваивания. Только если мы осмыслим это «есть», можно испытать и высказать, что Он есть, при условии, что Бог из скрывающего ускользания вступит в открытость непотаенности. Поэтому Хайдеггер считает именно философское мышление, а не теологические спекуляции более близким божественности Бога. Речь идет о подготовке к «приходу Бога». Мышление для Хайдеггера всегда есть слушание того, что открывается. Мышление о Боге стремится позволить Богу быть тем, кто Он есть, – это не означает равнодушия, а скорее очерчивает границы мышления. Сущностное мышление не обладает никакими представлениями о Боге, и в этом смысле оно действительно «безбожное», но, возможно оно ближе «божественному Богу», чем «правильные» представления метафизики.
В поздних работах Хайдеггера сохраняется двойственность в осмыслении теологической проблематики, принципиально разделяющая философию и теологию, и одновременно сохраняющая их фундаментальную общность в обращении к изначальному. В позднем определении отношений между философией и теологией как analogia proportionalitatis Хайдеггер предлагает увидеть соответствие между отношением философского мышления к бытию и отношением теологии к открывающему самого себя Богу. Предметные области философии и теологии снова разделяются, у бытийно-исторического мышления обнаруживается обосновывающая функция по отношению к теологии, поскольку в нем раскрывается истина бытия, предваряющая раскрытие священного. Однако предполагается, что теология самостоятельно находит способ соответствия своему предмету, способ, укорененный в вере. Более того, хотя в области философии по-прежнему исключаются религиозные априори, священное и божественное становится темой философского осмысления, тем самым демонстрируя парадоксальный пример философского (т.е. онтически нейтрального) осмысления теологических предметов, которые по собственному утверждению Хайдеггера эксплицируются только изнутри верующего существования.
Время: 18.30 13 мая с.г.
Место: ауд. 8 философского факультета СПбГУ.
Вот запись доклада и обсуждения.
Тезисы
В хайдеггеровской интерпретации вопроса о Боге присутствует определенная амбивалентность. Начиная с 1920-х годов Хайдеггер постулирует четкие различия между философией и теологией как условие возможности обеих наук, и даже утверждает необходимость методического а-теизма философии. При этом собственный философский проект Хайдеггера вырастает из феноменологического исследования религиозного опыта раннего христианства; темы священного и божественного остаются глубинной интенцией всего его философствования. Не случайно поздний Хайдеггер, вспоминая о богословских началах своего философского пути, подчеркивает: «Исходное же всегда остается будущим»[Heidegger M. Aus einem Gespräch von der Sprache // Heidegger M. Unterwegs zur Sprache. Gesamtausgabe. Bd. 12. Frankfurt a. M., 1995. S. 91.].
Подобная амбивалентность особенно ярко проявляется в ранних работах. Первый «поворот» в хайдеггеровской философии происходит, когда молодой Хайдеггер переходит от теологически ориентированной мысли, для которой характерна гармонизация отношений философии и теологии, к философскому анализу фактичного жизненного опыта. После разрыва с католической философией вопрос о бытии больше не рассматривается им из неосхоластической перспективы, полагающей фундированность всего сущего в Боге. Тем не менее, основные характеристики фактичного жизненного опыта рассматриваются в рамках философии религии, темпоральность фактичной жизни выявляется при анализе посланий апостола Павла. Раннехристианское понимание вот-бытия становится для Хайдеггера контрпарадигмой античному сведению смысла бытия к присутствию. Он ищет новый подлинный путь философствования, а не новую веру, которая была бы верой без философии. Метафизическая парадигма рассматривается Хайдеггером как противоположность пониманию фактичности. Но это противоречие двух философских подходов, а не противопоставление веры и философии.
В период разработки фундаментальной онтологии Хайдеггер акцентирует внимание на принципиальном различии философии и теологии. Экзистенциальная аналитика осмысляется как а-теистическая философия, или, по крайней мере, философия без априорного понятия Бога. Философия как экзистенциальная аналитика Dasein, которое является особым, выделенным сущим и определяется в своем отношении к бытию, задает вопрос о смысле бытия и тем самым служит основой всякой позитивной науки. Понятие науки, разработанное в «Бытии и времени», предполагает сущностное различие между наукой о бытии и науками о сущем. Тем самым исключается возможность конкуренции философии и конкретных наук на одном онтологическом уровне. Но исключенная на онтологическом уровне проблема конкуренции вновь обнаруживается на уровне онтически-экзистентном, где довольно сложно совместить бытийную возможность веры с вопросами мышления. Подобные сложности требуют продумать онтическую укорененность онтологических вопросов. Понятие фундаментальной онтологии имплицитно предполагает ее конститутивное значение для всех конкретных наук. Концепция фундаментальной онтологии включает в себя продумывание «деструкции истории онтологии». Эта деструкция, призванная разрушить традиционное объединение философии и теологии, указывает, однако, на особое место теологии, ставит под вопрос ее включение в ряд других конкретных наук, фундированных фундаментальной онтологией. Сходным образом обстоит дело с провозглашенным а-теизмом Dasein-анализа. Он не знает никаких религиозных априори, в которых тем не менее нуждается для того, чтобы без всяких модификаций непосредственно осуществлять обоснование теологии. Рассмотрение указанных сложностей позволяет сделать вывод о специфической региональности теологии: тематизируемый ею регион сущего есть определенный набросок целого. Теологические понятия определяются как «последние понятия», что придает им сходство с фундаментальной онтологией. Обоснование возможности теологии в Dasein-анализе оказывается проблематичным, поскольку ей предпослано изначальное отношение человека и Бога. Поскольку возможность или действительность подобного отношения по определению не принадлежит к предметам экзистенциальной аналитики, невозможно вывести из бытийного понимания вот-бытия возможность или невозможность теологии.
В докладе «Феноменология и теология» сущностное напряжение в описании отношения двух наук становится еще более отчетливым. Хайдеггер характеризует теологию как позитивную науку, полностью отличную от философии и нуждающуюся в ней только в том, что касается научности. При этом в качестве наличного сущего, тематизируемого теологией, он полагает христианскую веру, выступая тем самым скорее как теолог, настаивающий на том, что вера понимается только верой. Специфическая историчность теологии христианской веры, определяющая теологию как науку о вере, выводит ее из ряда других онтических наук и модифицирует ее отношения с философией. Все другие науки, включая философию, не могут претендовать на рациональное обоснование теологии, поскольку не достигают ее наличного сущего – веры. В хайдеггеровском определении специфической позитивности теологии, обусловленной ее связью с событием Откровения, акцентируется внимание на том факте, что в религиозном опыте мы имеем дело с последними вещами, изначальной данностью, не сводимой к другим регионам сущего. Тем самым мысль Хайдеггера колеблется между экзитенциально-онтологическим различением философии и теологии, и их экзистентно-онтической пограничностью. Общность между фундаментальной онтологией и теологией заключается в том, что в обеих речь идет о последнем и безусловном. Философия в этом контексте служит онтологическим коррективом теологических понятий. Только такое взаимоотношение двух наук признается подлинным, без какого бы то ни было заимствования понятий, категорий, использования метода (Хайдеггер отмечал, что словосочетание «католическая феноменология» столь же смешно и нелепо, как, скажем, «протестантская математика»). Он призывает теологов говорить на своем языке, адекватном вере как особому способу существования вот-бытия.
После «поворота» методический а-теизм философии находит свое выражение в деструкции метафизики. Хайдеггер критикует сложившееся отождествление теологической и философской истин, которое ведет к онто-теологии, метафизическому забвению бытия, осмыслению сущего не в свете бытия, а через высшее сущее. Рассматривая ницшевское противостояние христианству как вульгаризированному «платонизму для народа», он вслед за Ницше отвергает метафизическое представление о Боге как высшей идее, Творце ценностного порядка. Смерть такого Бога не приводит к обезбожению. Согласно Хайдеггеру, необходимо мыслить эту смерть во всем ее ужасе и окончательности, ибо только таким путем, «из глубины», можно ожидать прибытия грядущего Бога, который «только один может нас спасти».
Однако тема священного и божественного в мышлении позднего Хайдеггера становится действительно одной из определяющих, что дало основание некоторым исследователям рассматривать послевоенные работы как вариант поэтической теологии. Переход к бытийно-историческому мышлению означает попытку вернуть мысль к озабоченности бытием, в свете которого Бог только и может явиться. Хайдеггеровская интерпретация поэзии как топологии бытия становится феноменологическим описанием опыта священного как измерения явленности божественного. В поэзии Гельдерлина Хайдеггер обнаруживает воспоминание о «божественном Боге» и священном, которое подготавливает приход неведомого Бога. Хайдеггер истолковывает священное как измерение для божественности и божественного. Измерение означает здесь задающий меру круг, предоставляющую открытость. Будучи подобным измерением, священное дает меру божественности, сохраняет место для богов и жилище для Бога. При этом само священное приходит из другого измерения – из бытия и его скрывающей несокрытости. Священное понимается как сокрытие и раскрытие. Тем самым, для позднего Хайдеггера вопрос о Боге может продумываться только из сути бытия. Осмысляется божественность Бога, способ которым Он может быть как Бог. Понимая истину как свершение сокрытия и раскрытия, Хайдеггер определяет бытие как присутствие, бытие при-сутствует. Оно при-сутствует как присутствующее и в присутствующем. Если Бог, по Хайдеггеру, не бытие, а сущее, приход Бога и Его отсутствие осмысляются из скрывающее-раскрывающего при- и отсутствия бытия. Хайдеггер не отвечает непосредственно на вопрос: Кто или что есть Бог? Он стремится сначала определить само это «есть», продумывает его из бытия, четверицы, события-присваивания. Только если мы осмыслим это «есть», можно испытать и высказать, что Он есть, при условии, что Бог из скрывающего ускользания вступит в открытость непотаенности. Поэтому Хайдеггер считает именно философское мышление, а не теологические спекуляции более близким божественности Бога. Речь идет о подготовке к «приходу Бога». Мышление для Хайдеггера всегда есть слушание того, что открывается. Мышление о Боге стремится позволить Богу быть тем, кто Он есть, – это не означает равнодушия, а скорее очерчивает границы мышления. Сущностное мышление не обладает никакими представлениями о Боге, и в этом смысле оно действительно «безбожное», но, возможно оно ближе «божественному Богу», чем «правильные» представления метафизики.
В поздних работах Хайдеггера сохраняется двойственность в осмыслении теологической проблематики, принципиально разделяющая философию и теологию, и одновременно сохраняющая их фундаментальную общность в обращении к изначальному. В позднем определении отношений между философией и теологией как analogia proportionalitatis Хайдеггер предлагает увидеть соответствие между отношением философского мышления к бытию и отношением теологии к открывающему самого себя Богу. Предметные области философии и теологии снова разделяются, у бытийно-исторического мышления обнаруживается обосновывающая функция по отношению к теологии, поскольку в нем раскрывается истина бытия, предваряющая раскрытие священного. Однако предполагается, что теология самостоятельно находит способ соответствия своему предмету, способ, укорененный в вере. Более того, хотя в области философии по-прежнему исключаются религиозные априори, священное и божественное становится темой философского осмысления, тем самым демонстрируя парадоксальный пример философского (т.е. онтически нейтрального) осмысления теологических предметов, которые по собственному утверждению Хайдеггера эксплицируются только изнутри верующего существования.
Комментариев нет:
Отправить комментарий